Российского номинанта на «Оскар» все обсудили ещё месяц назад, поэтому я вступаю в дискуссию уже с опозданием. Почему? Потому что я приличный человек и мне не жаль положить в карман создателей «Левиафана» пять долларов — так я написала в своём твиттере ещё до просмотра картины. Сейчас, постфактум, слегка поправлюсь: если и г-н Звягинцев считает себя приличным человеком, то он должен всех заплативших за билет на его фильм угостить их любимым напитком из «Старбакса». Баш на баш, так сказать. Я, например, люблю латте, без всяких сиропов. 

  Если кратко, то «Левиафан» = разочарование. Я шла в кинотеатр с предвкушением того, что меня сейчасвозмутят. Что я тоже начну украдкой вытирать белёсую пену с губ в процессе ожесточённого спора: прав или не прав режиссёр, «с нами Путин и Христос!» или «мама, мы все тяжело больны». Я ожидала вскрытия нарывов, обнажения язв, истошного вопля Большого Кино. Ведь такой резонанс, признание за океаном, «Золотой глобус» (не говорю о наградах помельче), деление на лагеря: а ты согласен с показанным или нет? Было из-за чего прийти в волнение, в общем. 

А на деле всё просто очень грустно. 

И грустно не из-за фильма как такового, не из-за его сюжета и представленной в нём России. Не потому, что Вдовиченков выглядит так, будто вынырнул из какой-то третьей, так и не снятой части «Бумера», ещё раз умер, ещё раз отсидел, закончил трёхнедельные юридические курсы и назвался адвокатом, а в глазах — февраль и «зона-зона, нет резона». Не потому, что режиссёр почему-то считает интересным художественным приёмом демонстрацию небритой женской писи (ну зачем это понадобилось именно здесь, зачем?). 

Грустно по-настоящему оттого, что такая бесхитростная, прозрачная провокация смогла вызвать термоядерную реакцию в обществе. Едва завуалированное упоминание про Pussy Riot, намекающие шутки про Путина, который «пусть ещё повисит» — да вы чего, ребята, серьёзно это обсуждаете? Вот это вот и есть то самое «настоящее лицо российской действительности», как сейчас тут и там характеризуют «Левиафана»?  Ясно же, что фильм не для российского зрителя. Российский зритель, даже тот, который живёт в Москве — в сытом, с лёгким целлюлитом на откормленных бёдрах городе — отлично знает, например, что в его реальной, некиношной, стране жирные провинциальные мэры не сажают самолично в машину тех, кого собираются «повезти на шашлыки». «Это, б***ь», палево какое-то!» — недоверчиво буркнет зритель, и будет прав. Также он знает, что жирные провинциальные мэры ко всякому сброду не приезжают на своих тонированных тачках. Даже очень пьяные. Даже для того, чтобы поорать о том, что никаких прав у этого сброда не было и не будет. А ещё он знает… Да нет, ну что, в самом деле, весь фильм пересказывать? 

А вот тем людям, кто в России не жил, порядков её не знает, с населением сам не встречался, им, конечно, будет казаться, что сейчас открыли истинное положение вещей. Они, эти наивные люди, будут испуганно прикрывать рот рукой, смотря на то, как на экране им показывают страшную, дикую Россию, всю её изнанку, мясо, суть. Якобы.

   О чём тут говорить? Что обсуждать? Это даже не карикатура, не стёб, не гротеск — о, если бы оно! — это всего лишь неправдоподобный фильм о России. Этим я не хочу сказать, что у нас нет коррупции, сфабрикованных уголовных дел, ментовского и чиновничьего беспредела, и всяких молчаливых баб, при живом муже бросающихся на шею заезжим вдовиченковым. Всё это есть, и в избытке! Но «Левиафан» — не более чем фантазия на тему пресловутой российской действительности, никак не её отображение. Фантазия, лишённая какого-либо русского колорита.

  Мне кажется, вместо того, чтобы обращаться к библейским мотивам, российским режиссёрам надо обратить внимание на идею реинкарнации. А вдруг падёт великая Россия, и душа её — народ то бишь — переместится в новый сосуд? И что тогда делать? И как грехи прошлой жизни будем замаливать? Вот это, знаете, вопрос, о котором стоит подумать.